Источник: Autistic Hoya
Предупреждение: разговор об эйблизме и насилии

Лучший защитник для человека с инвалидностью — другой инвалид. Не его родители без инвалидности, не его учителя без инвалидности, не исследователи неинвалиды, не профессора неинвалиды, не социальные работники, у которых нет инвалидности, не работники поддержки, медики, терапевты или специалисты. Не они, а мы.

Я имею ввиду именно людей-неинвалидов с этими возможными отношениями и позициями. Понятное дело, что — или я надеюсь, что это понятно для всех, кто читает мой блог— люди с инвалидностью могут принадлежать к любой из этих категорий.

Итак, если вы скажете человеку с инвалидностью, что его защита неэффективна, потому что он слишком эмоционален или лично заинтересован, то вы тем самым скажете, что мы должны забыть наши травмы и весь причиненный нам вред ради ложного призрака нейтралитета — нейтралитета, который вытекает из белой мужской «рациональности» и «превосходства» нейротипиков.*

Идеи, что интеллектуальные, рациональные, нейтральные, дистанцированные мысли, речи или защита — лучший способ мышления, похожи на риторику, с помощью которой заставляют замолчать выживших, обесценивают все женское и нейроотличное, и устанавливают белое превосходство над чувствами.**

Позвольте мне еще раз это пояснить.

Взрослые инвалиды, которые терпели издевательства одноклассников на протяжении многих лет, знают лучше, чем кто-либо еще, что чувствует ребенок-инвалид, подвергающийся издевательству одноклассников, понимают без слов потенциальный вред, когда учителя отказываются наказывать зачинщика и постоянно наказывают жертву за реакцию, точно знают, что значит, когда родители вам не верят.  Мы знаем, что значит быть мишенью для тех, кто кажется друзьями, и что значит снова и снова проходить в эту самую школьную дверь.

Взрослые инвалиды, которые пережили принудительное лечение, направленное на «фиксацию» их якобы сломанного, неполноценного мозга или тела, знают лучше чем кто-либо еще, что чувствует ребенок- инвалид, когда его родители утверждают, что любовь заставляет их назначать новые встречи с одними и теми же врачами, что значит, когда эти врачи начинают тот же марафон боли, и когда никто не верит тому, что ребенок говорит о своих собственных чувствах.

Инвалиды снова и снова говорят родителям, что они причиняют вред ребенку ради своего собственного блага, точно зная, что они скажут: что они остановятся только тогда, когда они прекратят говорить подобным образом, или двигаться подобным образом, или будут заинтересованы в том, чтобы другие люди принимали их, или наконец, пока они не станут фальшивой версией себя или кого-то еще, кого никогда не существовало, но кто, по общему мнению, лучше тех, кем они сейчас являются.

Взрослые инвалиды — бездомные, исключенные, не имеющие работы, застрявшие у себя в домах или в постелях, чье тело дрожит, горит от боли, трясется, дергается от тиков и самоповреждений, используется, находится в заключении, поручено кому-то другому, еще не излечено от травм, которые появились из-за жестокого обращения в детстве, изолировано, научено ненавидеть себя и ненавидеть все, связанное с собой — эти взрослые инвалиды находятся там, где были другие, такие же, как они. Рядом с ними есть другие, и они знают все это почти также хорошо, как они знают себя. Нам не надо объяснять это друг другу. Мы понимаем, что такое принудительный контакт глазами, и что значат скобки на ногах. Мы знаем, что ты испытываешь, если тебе никогда не позволяют сказать «нет», если кто-то другой всегда считается специалистом в вопросах твоих собственных дел. Мы знаем, что значит постоянно переживать новые травмы, когда следы нового насилия накатываются на следы от старого.

У нас все это было. И поэтому мы заботимся о таких, как мы. Мы жестоки. Нам не нужно ваше согласие или ваше одобрение. Вы можете попытаться отодвинуть нас, используя свою идею о том, что мы должны делать то, что думаете вы. Но мы хорошо знаем что значит это ваше поведение. Это — ложь. Вы можете притворяться, что у нас на самом деле нет нашего опыта, то есть вы можете пытаться воспринимать нас такими же, как вы (как бы не настоящими инвалидами) или вы можете превращать наш опыт в более приемлемый, легко усваиваемый, в безобидную версию вашей ежедневной дозы вдохновляющего порно (достаточной для того, чтобы напоминать вам, что инвалиды существуют, но недостаточной для того, чтобы вы помнили, кто мы).

Никто не знает этого лучше, чем мы. Никто не может защищать нас лучше, чем мы сами можем защитить себя. В любом вопросе. Нам нужно больше людей с инвалидностью среди сиделок, среди врачей, среди медиков, среди юристов, среди социальных работников, среди терапевтов, среди учителей, среди тренеров и среди лоббистов. Живя в яростной борьбе, гордясь тем, кто мы есть, опираясь на силу, которой мы являемся и которая помогает нам поддерживать друг друга так, как нас никто никогда прежде не поддерживал.

Черт побери, хватит говорить нам, что наш опыт делает наш подход «слишком эмоциональным», и что из-за этого мы не можем трезво говорить о проблеме. Если вам приходится прибегать к подобным аргументам,  то вы сами являетесь частью этой самой эйблистской проблемы.
____

*; ** – имеется в виду, что одни и те же обвинения в пристрастности, субъективности и эмоциональности, которые часто используются против аутичных самоадвокатов и против борцов за права инвалидов, прежде использовались (и иногда продолжают использоваться) против чернокожих, которые выступали против расизма в США, и против феминисток, отстаивающих свои права.