Источник: Jim Sinclair archive

В конце 80-х я стал много читать о том, как служебные собаки помогают людям с различными видами инвалидности, и стал подумывать о том, что такая собака могла бы помочь мне справиться со своими сенсорными проблемами. Вначале я хотел собаку, которая помогала бы мне ориентироваться в обществе, немного работая поводырем, и помогая распознавать окружающие меня вещи. Тогда я еще не знал о том, что у меня есть нарушения зрения и слуха, но понимал, насколько сильно аутичные сенсорные проблемы мешают мне воспринимать то, что я вижу и слышу. Тогда я мог не замечать бордюров на улице, или не слышать приближающихся ко мне велосипедов или замечать их только тогда, когда они практически в меня врезались, или пройти мимо своего дома и заметить это только через несколько кварталов, когда я уже не понимал, где я нахожусь. Поэтому я надеялся, что собака поможет мне безопасно передвигаться по городу.
Я связался с несколькими бюро, обучающими служебных собак, но ни в одном из них никто не хотел обучать собаку для аутичного человека. Большинство из них говорили, что они просто недостаточно много знают об аутизме для того, чтобы ее обучать. Один из ведущих программы сказал мне о том, что он не стал бы обучать собаку для аутиста, потому что собаку нельзя обучить удовлетворять мои потребности, и потому что, если рядом будут другие люди, аутист, якобы, не сможет управиться со своей собакой. После этого я решил больше не обращаться в подобные агентства, и обучить собаку самостоятельно. У меня уже десять лет жила собака по имени Лошадь, которая хорошо меня слушалась, и я решил, что из нее выйдет хорошая служебная собака.

Я около года обучал Лошадь, но еще до конца ее обучения понял, как сильно служебная собака может повысить качество моей жизни. В течение одной из первых недель обучения, когда мы шли на прогулку, Лошадь (по своей собственной инициативе) провела меня мимо лужи с грязной водой, в которую я бы точно наступил. Я бы наступил в нее не потому, что я ее не видел, а потому, что я шел достаточно быстро и не успел бы затормозить и понять, как ее обойти. Но собака помогала мне не только в мелочах вроде обхождения луж. Я заметил, что если собака идет с моей стороны, мне гораздо легче ориентироваться на местности и понимать, что происходит вокруг. Собака обращала мое внимание на важные вещи из окружающей среды, и я лучше понимал все остальное, все, что я вижу и слышу.

Карьера Лошади трагически оборвалась, когда она умерла от рака, и я начал обучать еще одну собаку. Эвок безупречно овладевала новыми навыками, и выполняла задания быстрее, чем какая-либо другая собака, которую я когда-либо тренировал. Но когда дело дошло до выполнения заданий из реальной жизни, оказалось, что с ними она справляется хуже. Я искал собаку, которая любила бы гулять и была бы дружелюбной, потому что, как аутисту, мне особенно тяжело понимать социальные нормы и общаться с другими людьми. Лошадь хорошо реагировала на людей, она могла отличать знакомых от незнакомых, и людей, которые по случайности оказались рядом от тех, кто своим языком тела старался привлечь мое внимание. Со всем этим я сам справлялся с большим трудом. Я надеялся, что у Эвок есть та же способность различать социальные сигналы, которая была у Лошади, и что она, как и Лошадь, при этом все равно будет обращать внимание на меня. Потом я понял, что в этом отношении Лошадь была очень необычной. Эвок так много внимания обращала на окружающих ее людей и так хотела со всеми общаться, что она просто не могла выполнять свою работу в качестве служебной собаки. Она сменила свою специализацию на «собаку-терапевта» для дома престарелых, и, в конце концов, поселилась в доме молодой женщины, которая перенесла операцию на головной мозг.

После этого я стал тренировать свою третью служебную собаку, Эмми. Эмми, как и Лошадь, была мне абсолютно предана. Она отлично выполняла рутинные навигационные задачи, и помогала мне лучше ориентироваться в обществе, и оставаться на улице в безопасности. Когда мне стало сложнее удерживать равновесие, я стал привязывать Эмми к себе специальным ремнем безопасности, чтобы она могла помочь мне безопасно пройти по лестнице, и чтобы она могла помочь мне, когда я падаю. Но, в отличие от Лошади и Эвока, она была стеснительной и пугливой. Она не обращала внимания на других людей. Она их просто игнорировала, как их игнорируют большинство обученных служебных собак. Она помогала мне с сенсорными проблемами и навигацией, но никак не помогала взаимодействовать с другими людьми.

После этого настала очередь Изозель. Я взял его, когда он был еще маленьким щенком с непропорционально огромными ушами. Тогда моей служебной собакой была Эмми, и я не собирался искать ей замену. Я просто хотел, чтобы Изозель был обычным домашним питомцем. Раннее обучение не выявило у него никаких склонностей к тому, чтобы быть служебной собакой (через полтора года я отвел его в обучающий класс для щенков, и позже знакомый, который водил свою собаку к тому же тренеру, что и я, рассказывал мне, что тренер рассказывает страшные истории об Изозель, вероятнее всего для того, чтобы убедить других хозяев, что их собаки не самые худшие). Изозель был буйный и эмоциональный, он постоянно стремился куда-то бежать, и его было практически невозможно контролировать. Он был настолько легко возбудимым, что ему потребовалось три года на то, чтобы освоить базовые навыки послушания.

Но Изозель всегда хотел быть рядом со мной. Он хотел везде со мною ходить. Однажды я решил куда-то пойти. Я взял поводок Эмми, и, не концентрируясь на окружающих визуальных раздражителях, практически механически привязал поводок к ее лохматому телу. Я стал обуваться, искать ключи, и начал надевать на Эмми шлейку. И тут заметил, что Изозель скачет вокруг меня, стараясь прицепить к себе поводок. Он понимал, что собака, на которой будет поводок, пойдет со мной на улицу, и поэтому, когда я отобрал у него поводок, стал лезть ко мне так, чтобы мне было удобно его на него надеть.

К тому времени Изозель уже немного подрос и остепенился. Я по-прежнему не думал делать из него служебную собаку, но все же решил его обучить, чтобы у меня была запасная собака на случай, если Эмми заболеет. Он хорошо справился с тренировкой на улице, и я получил разрешение от главы местного Wal-Mart привести его в магазин, чтобы я мог потренироваться с ним там.
Однажды Эмми поранила лапу, и ей надо было оставаться дома и отдыхать. Поэтому я решил в течение всего дня использовать в качестве служебной собаки Изозель, которого я уже тренировал несколько месяцев.

Лапа Эмми зажила, но Эмми больше не работала служебной собакой (не считая тех случаев, когда болел Изозель). Как только я дал ему шанс проявить себя, Изозель оказался лучшей служебной собакой из тех, что я когда-либо встречал. Он справлялся со всем, с чем хорошо справлялась Эмми, но он, как и Лошадь, помогал мне общаться с людьми. Изозель помогал мне распознавать знакомых при встрече, что способствовало нашему общению, и даже помогало мне с ними подружиться. Он помогал мне инициировать социальные контакты, замечая, когда кто-то заинтересован в общении с нами. Когда Изозель стал моим помощником, я стал лучше ориентироваться как в социальном, так и в физическом окружении. Преодолевая свои проблемы с рассеянностью, Изозель научился обращать внимание на меня, при этом распознавая социальные знаки других людей. Я могу позволить своим знакомым взаимодействовать с Изозель, и могу позволить Изозель отвечать им, потому что я знаю, что если он мне понадобится, мне стоит только подать сигнал, и Изозель снова сосредоточит на мне все свое внимание. Это просто удивительная способность!

Вначале Изозель помогал мне только в том, что указывал на звуковые, визуальные и социальные сигналы, и немного помогал мне с удержанием равновесия. Но за тот год, на протяжении которого он мне помогал, мои физические возможности сильно ухудшились. Вскоре после того, как Изозель начал работать, я купил поводок со специальными ручками, и Изозель стал помогать мне подниматься по лестницам и по другим наклонным поверхностям. С 1997 года я, время от времени, стал пользоваться инвалидной коляской. Когда мои потребности изменились, Изозель пришлось учиться новым навыкам. Он никогда не прекращал учебу. Несколько лет назад я видел репортаж о служебных собаках, которых обучили помогать людям с болезнью Паркинсона, у которых возникают проблемы с передвижением, и понял, что Изозель всегда оказывал мне подобную поддержку. Некоторые двигательные расстройства, которые чаще бывают у аутистов, чем у неаутистов, похожи на проблемы людей с болезнью Паркинсона, и Изозель самостоятельно научился помогать мне справляться с двигательной заторможенностью.

Изозель прошел еще одно испытание, когда я вернулся в ВУЗ, чтобы получить степень магистра в области реабилитационного консультирования. Я не думал, что в прошлом гиперактивный щенок сможет высидеть трехчасовую лекцию, но он быстро приспособился к новому расписанию. Самой большой проблемой было то, что иногда во время лекции он начинал храпеть.
Осенью 1997 года мы с Изозель с успехом преодолели еще один барьер, который необходимо было преодолеть для получения образования. Я стал интерном в Сиракузской городской школе. Я был единственным человеком в своем выпуске, который решил пройти интернатуру в школе. Большинство выпускников проходили интернатуру в сервисных службах для взрослых, но я хотел научиться работать со школьниками с инвалидностью. В качестве стажера и консультанта я работал с молодыми, активными, импульсивными и непредсказуемыми детьми, которые были либо аутичными, либо из-за отклонений в развитии у них были другие виды инвалидности. Изозель все это время был со мной: он вел и направлял меня, когда мы шли по шумному коридору, указывал мне на нужные классы, чтобы я не прошел мимо них, помогал распознать в толпе моих клиентов, пока я сам не научился их узнавать. Он терпеливо и даже с радостью переносил внимание десятка детей. Благодаря Изозель, кроме консультационной работы я мог показать детям разных возрастов, начиная от детсадовцев и заканчивая шестиклассниками, как служебная собака может помочь людям с различными видами инвалидности.

Изозель не просто помогал мне нормально функционировать на работе, он еще помогал моим клиентам. Среди моих учеников были те, у кого были те же виды инвалидности, что и у меня, и Изозель помог им представить, какое у них может быть будущее, и какого успеха они могут добиться, когда станут взрослыми. Один из моих первых аутичных клиентов решил, что, когда он вырастет, у него тоже будет служебная собака.

Моя служебная собака способствовала обучению служб по тренировке служебных собак. Осенью 1997 года мы с Изозель поехали на конференцию об аутизме, на которой я должен был выступать, и одна из тем которой было обучение служебных собак для аутичных людей. Я разговаривал с тренерами, которые уже много лет тренировали собак, которые помогают в передвижении и в распознавании различных сигналов. Они только недавно стали работать с аутичными людьми. Оказалось, что они захотели обучать служебных собак для аутистов после того, как кто-то рассказал им, как на другой конференции 1994 года Эмми помогала мне нормально функционировать на хаотичной и шумной конференции.

Не только тренеры теперь думают о том, что аутичным людям могут помочь служебные собаки. С тех пор я столкнулся с другими аутичными людьми, у которых тоже были служебные собаки. И я общался с некоторыми тренерами, которые стали больше интересоваться потребностями аутистов. Каждый раз, когда я куда-нибудь еду, чтобы рассказывать публике что-нибудь об аутизме, даже если моя презентация не посвящена собакам, люди видят мою служебную собаку, и узнают о том, что существует еще одна возможность сделать жизнь аутичных людей более независимой.

Copyright (c) 1998 Jim Sinclair