(Эта статья написана мною к фестивалю КвирФест для тематического сборника Видеть невидимое)

1.
Меня зовут Айман. Я аутистка, мусульманка и лесбиянка. И еще я не принадлежу к русской культуре, я ее не понимаю, несмотря на то, что большинство людей считают русскую культуру «моей». Мое восприятие культуры проявляется в мелочах, в вещах, которые кажутся на первый взгляд несущественными, но оно очень явно определяет меня в «иностранцы».

2.
Мои отличия почти незаметны со стороны.
Люди не подозревают о моей сексуальной ориентации. Я не похожа на стереотипных лесбиянок «буч» и «фем», о которых иногда говорят в ЛГБТ-сообществе, и на маскулинных женщин, о которых при слове «лесбиянка» вспоминают люди поколения моей матери.

Я родилась в консервативной православной семье. У меня были серьезные психические проблемы, возникшие на религиозной почве, и вначале я боялась даже подумать об уходе из христианства. Переход в ислам дался мне очень нелегко, и он многое для меня значит. Но люди этого не видят. Ислам влияет скорее на мое мировоззрение, чем на мою внешность, манеру одеваться или манеру говорить.

К тому же я не выгляжу, как типичная мусульманка: у меня русые волосы, светлая кожа и я говорю без акцента. Я не веду себя так, как, по мнению большинства, должна вести себя мусульманка. Я слушаю металл, много говорю о политике и о правах человека и чаще всего ношу европейскую одежду.

Моя национальная идентичность скорее американская.
Я выбрала ее сама. И, одновременно, я ее не выбирала.
Я никогда не понимала культуру своей семьи. Я не копировала общепринятые стереотипы и нормы поведения, глядя на своих родителей и других взрослых, если цели этого поведения были мне непонятны, а стереотипы не близки. Наверное, вы видели, как маленькие котята повторяют поведение за мамой – кошкой, а дети во всем копируют родителей? Так вот, у меня, как и у многих аутичных детей, этот механизм подражания был развит слабо.

Слова окружающих о том, что люди, с которыми я живу в одной квартире (даже если они мои родители), должны определять то, как я мыслю, казались мне бессмысленной абстракцией, практически магией.

И дело не только в этом. Я не замечала особенностей постсоветской культуры. Тогда я еще не знала в чем дело. А дело было в том, что я практически не замечала невербальные сигналы и оттеночные значения в речах других людей. Я не могла «считывать» культуру тех, кто находится рядом со мной. Поэтому я не могла ее понять.

Я читала книги, где все было написано более понятно. Я смотрела фильмы. Я искала информацию на интересующую меня тему, и у меня формировалась своя собственная культура, основанная на том, что я могу понять, и на том, что мне ближе. Эта культура формировалась из культуры всего человечества: из всех фактов, которые я знала и которые я могла осмыслить, основываясь на своих знаниях. В этой культуре было то, чего не было в моей семейной, православной постсоветской культуре, и то, что в моей семье казалось неправильным. В ней было то, о чем мы дома не говорили, и о чем я узнала из книг, и то, до чего я додумалась сама. Я не выбирала свою культуру, так же, как ее не выбирали вы. Она сформировалась сама. Но ее элементы были результатом моего осознанного выбора.

Позже я стала понимать, что моя культура удивительно похожа на американскую. Что мне легко понимать американские культурные особенности в книгах и фильмах, даже те, которые кажутся дикими большинству моих знакомых. И  что мне проще общаться с американцами, чем с русскими. Так у меня появилось некое подобие культурной идентичности.

У меня есть еще одна идентичность, которая, вероятно, отразилась на всех остальных.
Это аутизм, который определят меня практически полностью.  Я не могу отделить от него свои личные особенности, потому что аутизм влияет на все. Он влияет на то, как я общаюсь с людьми и воспринимаю общение, как я отношусь к своим интересам, как на меня действуют окружающие меня звуки и цвета, что помогает мне расслабиться и чем я интересуюсь. Поэтому мне кажутся такими дикими идеи о «лечении аутизма». Ведь если убрать из меня аутизм, то что останется от меня? Когда мне говорят, что аутичные люди были бы счастливее без аутизма,  я слышу только, что эти люди считают, что я была бы счастливее, если бы меня никогда не было.

Но чаще всего я слышала подобное от людей, которые практически ничего не знают об аутизме. Эти люди судят о том, что значит быть аутистом, даже не зная, в чем это проявляется. Чаще всего они даже не знают, почему аутичных девочек диагностируют в пять раз реже, чем мальчиков. Нас диагностируют реже потому, что все первые книги об аутизме были основаны на наблюдениях за контрольными группами, в которые входили в основном мальчики, а у большинства мальчиков аутизм проявляется не так, как у большинства девочек. Мой аутизм проявляется по «женскому типу»,  как и у большинства аутичных девочек. А это значит, что я снова оказываюсь невидимой.

3.
Если ты принадлежишь сразу к нескольким меньшинствам, тебе не избежать неправильных предположений. Особенно если ты нетипичный представитель этих меньшинств.

Продолжение на сайте ЛГБТ+ аутисты