(Примечание: Информация в данной статье распространяется не на всех, но на многих аутичных людей. Кроме того, некоторые описываемые в статье особенности могут не совпадать с особенностями конкретного аутичного человека, но при этом ему могут подходить другие описываемые в этой статье особенности)
Источник:  Autistic Academic

Первый черновик этой статьи начинался с фразы: «Когда я была маленькой…». Но это не совсем правда.

С самого детства и до нынешнего времени, всякий раз, когда я шла куда-нибудь с мамой, я знала, что обязательно услышу ее раздраженное: «Будь внимательнее!». Обычно она так говорит, когда отодвигает меня в сторону, чтобы не дать мне врезаться в очередную коляску или тележку для покупок, или когда я обращаю на происходящее недостаточно внимания (вероятно, она чувствует себя из-за этого неудобно). Зачастую я теряюсь, и не могу найти ее в толпе или в продуктовом магазине.

– Ты смотрела прямо на меня! Неужели ты не слышала, что я тебя зову? Будь внимательнее! – говорила она.

Но я не могу быть внимательнее.

На прошлой неделе я читала книгу Ольги Богдашиной Sensory Perceptual Issues in Autism and Asperger Syndrome, в которой Богдашина выдвигает гипотезу о том, что наши сенсорные особенности обуславливают аутичное «поведение» и так называемую «триаду нарушений» (социальное функционирование, коммуникация и воображение), которую можно определить только наблюдая за поведением. Ранее в этой книге она писала о «моно-слежении», т.е. о возможности корректно воспринимать в один момент времени всего лишь один источник сенсорной информации, из-за чего остальные каналы восприятия сенсорной информации отключаются, искажаются или притупляются.

Именно это со мной и происходит, когда я оказываюсь среди большого количества людей, и именно поэтому за тридцать лет все просьбы быть внимательнее так и не помогли мне стать внимательнее.

Давайте используем в качестве примера ситуацию, когда надо найти кого-то в толпе. Представьте, что мы вместе пошли на какое-то шоу, и когда шоу закончилось, люди встали и заполнили зал. Мы находимся в разных местах (возможно, я выступала на сцене, или вышла в уборную, или мы разминулись по любой другой причине). Если Вы увидите меня идущей по вестибюлю, и окликните, то, вероятно, я Вам не отвечу, даже если я буду смотреть прямо на Вас.

Потому что в этот момент я вот что делаю:

– Пытаюсь блокировать нестерпимый шум, который слышен повсюду, потому что окружающие люди постоянно болтают.
– Стараюсь следовать за потоком народа, и думаю, где бы мне остановиться, чтобы можно было все рассмотреть.
– Пытаюсь ни с кем не столкнуться, и нигде не потеряться.
– Стараюсь не вдыхать воздух слишком глубоко, потому что большинство людей не понимают, как сильно может выматывать сочетание запахов их мыла, шампуня, стирального порошка, кондиционера для белья, дезодоранта, лака для волос, косметики и т.п. Я одновременно чувствую ВСЕ эти запахи.
– Пытаюсь блокировать звуки, которые вы, вероятнее всего, даже не слышите, например, визуальный «шум» от ламп дневного света, и синестетически кричащие ужасные покрытия пола (такие покрытия есть практически во всех залах для мероприятий, в отелях, в похоронных бюро и в больницах).
– Вглядываюсь в каждого человека (в отличие от большинства нейротипичных людей, я не могу проверить всех людей по принципу «у него синяя кофта, так что это, вероятно ____» или «она не блондинка, значит это не ____».
– Надеюсь, что не встречу и не узнаю ни одного знакомого, потому что у меня нет специального сценария разговора под названием «мы встретились после просмотра шоу». Я не пойму, что я должна говорить в конкретной ситуации, и от этого могу показаться грубой.
– Надеюсь, что никто меня не узнает, потому что в такой обстановке я, вероятно, человека не узнаю. Я могу смотреть ему прямо в лицо, и не понимать, что это мой знакомый, что также будет выглядеть грубо.
– Пытаюсь разглядеть в море лиц одного единственного нужного мне человека (Вас).
– Думаю о том, что, вероятно, я Вас так и не узнаю, потому что если мы с Вами не проводим вместе уйму времени в переполненных вестибюлях, вероятно, ваше лицо покажется мне таким же чужим, как и все остальные лица, потому что мне сложно распознавать лица в отрыве от обстановки и контекста. (Это называется ассоциативной прозопагнозией, и поэтому каждый семестр мне приходится напоминать своим ученикам, что им стоит всякий раз при входе в аудиторию называть свои имена, потому что я совершенно не способна распознавать лица в отрыве от контекста).
– Думаю о том, что же это за вещь мотается рядом со мной.
– Понимаю, что кто-то держит часть этой вещи в ладони.
– Понимаю, что ладонь, в которой этот человек держит вещь, связана с его рукой.
– Понимаю, что эта рука – часть тела какого-то человека.
– Думаю о том, знаю ли я этого человека.
– Смотрю на человека и замечаю, что он машет рукой. Думаю о том, что он машет мне.
– Думаю о том, является ли человек, который мне машет, тем самым человеком, которого я ищу (т.е. Вами).
– Если Вы и есть этот человек, то я пытаюсь сообразить, что именно мне теперь делать.

Эти мысли накапливаются, и никуда не пропадают. Например, заметив, что мне машут рукой, я не перестаю пытаться блокировать окружающие меня запахи, звуки и то ощущение, которое у меня вызывает покрытие на полу. Я не «переключаю внимание», и для того, чтобы нормально слышать, что мне говорят, мне надо перестать смотреть – именно поэтому я, вероятнее всего, не отреагирую, даже если Вы проорете мое имя. Вероятно, я даже не услышу Вашего голоса, и тем более маловероятно, что я пойму то, что Вы говорите. И чем дольше я Вас ищу и думаю о том, что мне надо Вас найти, тем труднее мне дается каждое последующее действие.

Я понимаю, почему это расстраивает мою нейротипичную маму. Обычные люди должны уметь узнавать в толпе своих мам и распознавать, когда их зовут по имени (даже в толпе) – а если они этого не могут, то они должны что-то с этим сделать. Но то, что я описала, является одной из моих очень многих аутичных особенностей. Я просто хочу понять, как мне ей это объяснить.