Автор: Айман Экфорд

1.
В подростковом возрасте я задумывалась о карьере генерального директора банка.  Родители не воспринимали эти планы всерьез. Они негативно относились к крупному бизнесу в целом. Кроме того, они считали, что я «недостаточно хорошо знаю математику» (хоть школьный курс математики малополезен для банковской деятельности). Но больше всего они смеялись над идеями о том, как я буду обустраивать свой кабинет, и как я буду работать.

Вот идеи, которые казались им особенно смешными:
– Я хотела, чтобы в моем кабинете стояли качели.
– Я хотела, чтобы рядом с кабинетом был спортзал с батутами.
– Я хотела, чтобы в моем кабинете была полная шумоизоляция (начиная от стен, и заканчивая полом и потолком).
Смешно, правда? Качели – в офисе главы банка!
«Детский сад», – как сказал бы мой отец.

2.
Нет, не смешно. То, над чем так смеялись взрослые, на «академическом» языке называется «созданием инклюзивной среды» и «аккомодацией».
Для тех, кто не знает, что это такое, поясню. Инклюзивная среда – это условия, в которых у всех людей будут равные возможности, и в которой люди могут максимально использовать свой потенциал. (В данном случае – выполнять рабочие обязанности).
Аккомодация – это конкретные инструменты «помощи» – например, тексты со шрифтом брайля для незрячих людей, или шумоизоляция для людей с повышенной сенсорной чувствительностью к звукам.

В подростковом возрасте я не знала этих слов. В отличие от защитников прав инвалидов и от руководителей прогрессивных компаний, я не могла подать свою идею «красиво». Мне в принципе было сложно формулировать мысли устно. Но, что еще хуже, я была подростком, а значит, мое мнение, мои идеи и мои ощущения не имели никакого значения.
Поэтому вполне разумные вещи казались окружающим «детской нелепицей».

Теперь, занимаясь вопросами прав инвалидов, я все больше понимаю, насколько я была права.
В кабинете генеральных директоров банков зачастую находится множество бесполезных и нефункциональных вещей, вроде антиквариата, «современного искусства», семейных фотографий, картин и грамот. Иногда в них есть даже клюшки для гольфа и маленькие луночки, куда этими клюшками можно загонять мяч.
Так почему бы не установить там качели для человека, которому намного проще думать, когда он находится в движении? Разве это не улучшит качество его работы, и не окажет позитивное влияние на работу всего банка?
И почему этот человек не может бегать по кабинету, если на бегу ему проще принимать важные решения? (идея о том, что я могу бегать на работе, вызывала у моего отца очень странную реакцию).
И почему бы не установить в кабинете звукоизоляцию, чтобы звук от этой беготни не мешал другим сотрудникам? И чтобы шум машин, ветер, шаги в коридоре, телефонные звонки и другие обычные для офиса звуки не превращали бы работу в кошмар?

Когда я говорила о качелях в офисе, я воспринимала как нечто само собой разумеющиеся то, что у других работников моего банка обязательно будет возможность сделать свои рабочие места максимально удобными.

Когда я говорила о качелях в офисе, я думала о том, что пора менять устаревшие представления о «крутизне». Крутизна – это не просто «капиталистическое понятие, используемое для угнетения». Крутизна – это мода, а моду можно изменить в пределах капиталистической системы. Для изменения моды не надо совершать революций.

ПРОДОЛЖЕНИЕ НА САЙТЕ ЛГБТИ+АУТИСТЫ.