Автор: Айман Экфорд
![]() |
Я в момент задержания за радужный зонт. Стараюсь сдержать нервный смех. Черно-белая фото. На фото полицейский ведет меня к машине. |
I.
Мы шли по Невскому с моим новым знакомым Риной. Шли в согласованной феминистской колонне, которая была частью согласованной оппозиционной колонны. Рина достал радужный флаг. Я достала маленький флажок, с которым я в прошлом году прошла всю Первомайскую демонстрацию. В этом не было ничего противозаконного, ведь радужная символика не запрещена.
Но когда нас попросили убрать флаги, мы согласились. Мы не хотели неприятностей. Рина повязал свой флаг в качестве юбки. Я заправила свой флажок за воротник кофты.
Просто элементы одежды. Каждый человек имеет право носить все, что угодно. Никто не должен к нам придраться.
***
Никто и не придрался к одежде. Юбка и странный галстук, больше похожий на салфетку, которую в фильмах иногда надевают перед обедом, никому не были интересны. Их заинтересовали наши зонты, которые мы открыли, как только у нас освободились руки. Это были самые обычные яркие зонты – расцветки радужного спектра, в котором есть такие цвета, как черный и бордовый. Это не цвета ЛГБТ-радуги, так что зонты даже не были ЛГБТ – символикой.
Но полицейский приказал их закрыть.
– Почему? – спросила я. –Это же просто зонты. Они не цвета ЛГБТ-радуги.
Он не ответил.
– Они не могут арестовать нас за зонты, – сказала я Рине – это же просто зонты. Мы имеем право на то, чтобы ходить с любыми зонтами!
***
Все произошло так быстро, что я не успела до конца осознать, что происходит. Нас окружили полицейские, и обвинили нас в том, что мы не закрыли эти дурацкие зонтики!
Вот вокруг нас уже собралась целая толпа. Вспышки фотоаппаратов. Все что-то кричат, голоса сливаются воедино.
Стараюсь найти в толпе хоть кого-то знакомого. Вижу рюкзак своего друга, потом его лицо – хоть он и стоит лицом ко мне, я не сразу смогла его узнать. Что-то ему говорю, уже не помню, что.
Полицейский выхватывает мой зонт.
Я готова идти с ними, но меня тащат спиной вперед. Прошу отпустить меня. Говорю, что пойду, куда они скажут.
Они развернули меня, и, когда я прошла несколько шагов, толкнули в машину.
II.
![]() |
Я перед задержанием. У меня в руках – ТОТ САМЫЙ радужный зонт. |
Думаю о том, что нахожусь в России по статусу временного убежища, и что у меня с собой даже нет документа, подтверждающего статус. Я гражданка Украины, и у меня с собой только украинский паспорт и миграционная карта. Боюсь, что меня депортируют, но почему-то начинаю смеяться.
***
Кроме меня и Рины в участок привезли еще пять задержанных на Первомае. Троих из них – Валеру Созаева, Кирилла Федорова и Игоря Кочеткова – я хорошо знаю. Они не первый раз в таких передрягах. Они знают, что делать. От этого становится спокойнее.
***
Мои товарищи по этому приключению уже написали о том, как все было, поэтому нет смысла повторяться и описывать последовательность событий. К тому же, такие подробности интересны для суда и прессы, а не для тех, кто читает мой блог и мои группы. Я хочу написать о том, что мне больше всего запомнилось за эти два дня.
Это можно охарактеризовать одним словом: «виктимблейминг». Или двумя словами: «обвинение жертвы», если сказать это обычным русским языком.
III.
![]() |
Мы с Риной после освобождения. Стоим с “запретными” зонтиками возле участка. |
Подросток боится говорить об этом родителям, потому что знает, что они будут очень недовольны. Что его накажут за то, что полицейские нарушили его права.
Кто-то из родителей говорит, что он их позорит. Позорит тем, что выражает свою позицию, и что был за это незаконно задержан? Что стыдного в том, что у ребенка есть собственная позиция? Разве ребенок обязан быть собственностью родителей? Разве у детей нет права на свое мнение?
Похоже, что нет. И еще у детей нет права на признание их проблем. Если ребенка незаконно задержит полиция, или незаконно выгонят из школы – виноват в этом будет ребенок. Именно он будет наказан.
Это – обвинение жертвы, виктимблейминг.
***
В полицейском участке было очень шумно, и у меня разболелась голова.
Я принимала обезболивающие, но мне не стало лучше. Меня начало тошнить.
Не знаю, что было причиной проблем – пониженное давление, искривление шейного отдела позвоночника и неудобная поза, которую я была вынуждена занять в машине, а может сенсорная перегруза или волнение.
По просьбе адвоката мне вызвали скорую.
***
Врачи спрашивают у меня, что со мной.
– У меня болит голова, – отвечаю я.
– Если снимешь наушники, не будет болеть, – говорит один из них.
Отличный диагноз от человека, который не успел меня осмотреть.
– Не перестанет. Мне станет еще хуже. У меня начнется сенсорная перегрузка…Знаете, что это такое?
Они молчат. Потом один из них продолжает «профессиональный» осмотр:
– Так почему у тебя болит голова?
Круто! А я думала, это они должны дать мне ответ на этот вопрос, и сделать хоть что-нибудь!
– У меня стоит диагноз дистония… Часто болит голова, когда падает давление, или когда…
– Или когда попадаешь в полицейский участок? – даже я различаю насмешку в голосе врача. Она слишком явная.
– …. Или когда занимаюсь физической нагрузкой, – заканчиваю я.
Они спрашивают, есть ли у меня аллергия на лекарства. Мерят давление, температуру… А дальше делают нечто совсем странное.
– Зачем же ты ходишь на митинги? Россия дала тебе убежище, чтобы ты жила нормально, а ты… – обвиняет меня в законном действии один из врачей, игнорируя тот факт, что, вообще то, это не его дело.
– И где ты шла? В какой колонне?
Я рассказываю про феминистскую колонну.
– И за что же борется ваше феминистическое движение? – спрашивает врач.
Я рассказываю про домашнее насилие. Про изнасилования, которые не наказываются. Про дискриминацию женщин при приеме на работу.
– Это вы чо, ультра-левые?
– Нет.
– А за что задержали?
Я рассказываю про зонт. Это легко. Я уже рассказывала про зонт и про феминистскую колонну, когда меня в присутствии адвоката опрашивал полицейский. Тогда было труднее говорить, я путалась, не могла вспомнить слова. Сейчас все проще.
Я говорю о том, что зонт не был цвета ЛГБТ-символики.
Врачи спрашивают меня о моей сексуальной ориентации. Спрашивают, лесбиянка ли я.
И на этом «осмотр» был окончен.
Они узнали о моей ориентации и моих взглядов, обвинили меня в том, что я оказалась в участке, но так и не узнали причины моей головной боли.
Через несколько часов мне стало хуже. Настолько хуже, что меня два раза вырвало. Мне предложили снова вызвать врачей, но я отказалась. У меня не было сил объяснять новым врачам свои политические взгляды и выслушивать, как я, по их мнению, должна себя вести. Они все равно не смогли бы мне помочь.
Они занимались не лечением, а виктимблеймингом.
***
Пока я старалась справиться с головной болью, на нас составляли протокол.
По закону нам должны были предъявить обвинения через три часа после задержания. Мы ждали дольше.
Нам предъявили одинаковые обвинения – про радужный зонт, за который меня задержали, в протоколе не говорилось. Меня обвинили в том, что я кричала лозунги, которых я даже не слышала, и что я оказывала сопротивление полиции, якобы отказавшись прекратить кричать эти лозунги.
То есть, мне предъявили сфальсифицированные обвинения.
А это означало, что само наше пребывание в участке, само отношение к нам как к правонарушителям, было виктимблеймингом.
Продолжение на сайте ЛГБТИ+аутисты.