Автор: Айман Экфорд
Школа учит учиться, – говорили мне взрослые, убеждая меня в том, что я должна ходить в школу. И игнорируя тот факт, что учиться я умела всегда.
Какой бы темой я ни интересовалась – историей семьи Рокфеллеров, сицилийской мафией, комиксами W.I.T.C.H или уходом за младенцами, я погружалась в эту тему «с головой». Изучала все, что только могла найти. Готова была читать и говорить о ней часами, не испытывая усталости. И, конечно, очень быстро превращалась в эксперта.
Я до сих пор помню практически все, что узнала благодаря своим специальным интересам. Но я напрочь забыла школьную программу по подавляющему большинству предметов. И дело даже не в том, что эти знания мне не пригодились в жизни, а то, что благодаря стрессу, который я испытывала в школе, они теперь связаны с психологическими проблемами, и мой мозг просто отказывается иметь с ними дело. И, что самое неприятное, после школы все, что связано с обучением в «школьном» направлении, воспринимается мною как опасность, ради спасения от которой мой разум насылает на меня отупение.
Раньше я уже писала о том, как «социализация» в обычной школе чуть не убила меня (в буквальном смысле), лишила чувства безопасности и мешала развитию социальных навыков.
Теперь я хочу написать о том, как «обучение» в обычной школе значительно ухудшило мою память и когнитивные способности.
Вот 16 самых явных проблем с обучением, которые возникли у меня благодаря «инклюзии» в школе. Думаю, это будет отличным примером того, почему запихивание ребёнка-аутиста в обычную школу не является инклюзией, и почему те, кто занимаются настоящей инклюзией, считают важным внимательное отношение к когнитивным особенностям ребёнка. Как и того, почему опасно перегружать ребёнка – любого ребёнка – школьными занятиями.
1. Только в школе у меня начались проблемы с восприятием прочитанного. Я могла прочесть несколько страниц, не понимая, что я читаю, или забывая об этом спустя несколько дней.
2. И так возник один из самых серьёзных циклов ОКР, от которого я не могу избавиться до сих пор. В течение многих лет у меня бывают периоды – иногда они длятся неделями, а иногда годами – когда я не могу нормально читать книги, не проверяя множество раз номера станиц, не перечитывая отдельные абзацы, слова и предложения. Все из-за вызванного школой страха «забыть» или «не понять» прочитанное. Я понимаю, что этот страх иррационален, ведь никто ещё не умер от того, что забыл имя третьестепенной героини фэнтези, но мне очень сложно с ним бороться. И как раз напряжение от проверки приводит к тому, что я перестаю на какое-то время воспринимать прочитанное. Это нечто вроде самоисполняющегося пророчества. И если я при этом смирюсь и продолжу читать без проверок, часть текста останется непонятой, зато я буду понимать остальное. Если не смирюсь и стану проверять – желание проверять «затянет» меня настолько, что я, возможно, с трудом прочту книгу, а потом забуду почти все, что читала. Выбор очевиден? Не совсем, ведь ОКР – очень сложно преодолимая, а иногда и неконтролируемая штука.
3. Я всегда очень любила читать. Но из-за перенапряжения от ОКР иногда я смотрю на текст и не могу связать отдельные слова в предложения, понять их смысл. А одно время меня даже буквально вырубало при чтении. Представьте, каково это, когда чтение – одно из ваших самых любимых занятий.
4. Мне сложно читать русскую и украинскую литературу. Она воспринимается как что-то… школьное, сложное, от чего надо держаться подальше. И ОКР при чтении такой литературы может возникнуть с большей вероятностью.
5. До школы у меня была хорошая память на числа. После школы она стала ужасной. Я несколько лет не смогла запомнить номер своего телефона… точнее я его ЗНАЛА, но могла вспомнить только в слишком уставшем или сонном состоянии, потому что только тогда у меня не возникала мысль «это очень сложно, это цифры, я их не запомню». Причина? Отчаянная попытка всегда помнить все, что надо для обучения в физико-математическом классе, при сильном давлении учителей и родителей.
6. До старших классов я обожала статистику. Читала даже статистику продаж детских товаров. Но теперь даже самая интересная статья со статистикой на любимую тему воспринимается мною как нечто сложное и неприятное.
7. До школы я интересовалась физикой. Сейчас не могу о ней слышать без страха и тревожности. Так, у меня дома четыре года валялась книга Стивена Хокинга, и я так и не смогла заставить себя ее прочесть. Спасибо обучению в физико-математической школе, и попыткам «полюбить» физику.
8. Химия, биология, алгебра, геометрия… даже когда я вижу, как другой ребёнок делает задания по этим предметам, мне становится страшно и неприятно.
9. И, конечно, после школы сама вероятность того, что я когда-либо заинтересуюсь этими науками – значительно снизилась.
10. Я почти не помню программы старших и средних классов. По всем предметам. Несмотря на то, что я два раза поступала на бюджет. Все, что я знаю по этим «поздним» предметам, я выучила сама. Зато все, что даже косвенно связано с воспоминаниями о пройденных в школе темах вызывает у меня тревожность.
11. Примерно 4 года после школы, когда я видела тесты или любые бланки, похожие на тесты, я «деревенела». Проще было бы выпрыгнуть из окна, чем взять ручку и поставить галочки. Года через два стало легче – я не засыпала, не замирала, а просто начинала паниковать и переставать понимать, что я пишу. Я не могла заполнять бланки для миграционной службы, резюме, заявки для грантов… сейчас стало чуть лучше, но я все равно боюсь тестов.
12. Я очень долго и упорно учила украинский язык. Училась говорить и писать на нем. Помню, как я смотрела на часы и ждала, когда же кончится урок украинского, но стрелочка двигалась так медленно… помню, как я все равно старалась. Как сдала вступительный экзамен с одними из лучших результатов в классе. Но все было напрасно! Потому что теперь я боюсь даже украинской речи (и дело не только в школе, дело в том, что сама Украина ассоциируется у меня с очень неприятными вещами). Я понимаю все, что говорят на украинском, могу читать тексты, но вот писать и говорить на нем могу. Сотни часов обучения потеряны впустую.
13. Я, вероятно, не смогу писать грамотно ни на одном языке, потому что если я начинаю проверять написанное мной, или вспоминать правила при написании, то испытываю сильную тревожность, и либо меня «глючит» на проверке так, что я перестаю понимать написанное, либо я начинаю не очень хорошо понимать, какие слова я пишу и как их связывать друг с другом.
14. Мне было очень важно изучение английского. Во-первых, потому, что я связывала его со своим выживанием, потому что хотела иммигрировать. Во-вторых, потому что я ходила на «дорогие» занятия к репетитору, и если я не выполняла его задания, меня могли ждать суровые «санкции» дома. В третьих, потому, что на английском языке было уйма всяких «интересностей» на многие темы моих спец-интересов. Но в итоге именно с английским были связаны одни из самых сильных циклов ОКР. Взрослые думали, что я просто «не стараюсь», что мне «на все плевать» и что мне «пофиг», сколько стоят мои занятия. На самом деле я старалась. Слишком сильно старалась, когда была измотана. Поэтому потом я стала засыпать, слыша английскую речь (но вот что интересно, когда я была сонная или мне было плохо, я иногда понимала ее как русскую, потому что я ЗНАЛА английский – просто моя психика старалась меня от него защитить). У меня развился такой цикл ОКР при чтении английских книг, что мне от этого стало сложнее читать книги по-русски. Ну а проблемы с грамотностью (из пункта 13) вообще достигли в английском своего зенита. Я смогла преодолеть большую часть этих проблем через «непрямое» обучение – загоняла в Гугл-переводчик текст, чтобы внушить себе, что я не перевожу его сама, что боятся нечего.. и переводила. Сама. Практически не глядя в переводчик. Переводила страницы текста, когда не могла читать. А потом стала замечать, что читать я снова могу. И что на слух английский снова понимаю. Да, сейчас все гораздо лучше, но если бы не школа и не давление взрослых, я бы, вероятно, уже владела английским как русским, и выучила бы ещё несколько языков.
15. Разговоры на английском – отдельная тема. Из-за того, что в школе смеялись после каждого сказанного мною слова в те годы, когда я и по-русски то могла сказать примерно 5% того, что думаю, я стала испытывать сильную тревожность при любом выступлении. При любом разговоре на незнакомую тему (до этого я вообще не боялась публики и даже играла в театральном кружке). И если в русских разговорах мне удалось преодолеть этот страх – было много времени для тренировки, в английском – нет. Я панически боюсь сказать что-то не так, когда говорю на английском. Это блокирует память, я не могу вспомнить даже простые слова. И если поддаться страху и вдумываться в то, что говорю, остаётся только чувствовать, как на меня медленно накатывает селективный мутизм. Единственный способ преодолеть это состояние – говорить. Но говорить не напрягаясь, поддаваясь интуиции, не боясь ошибок и совершая их. Это не очень-то помогает развитию ораторских способностей и преодолению акцента.
16. Сейчас я учу иврит. Красивый, мягкий, приятный язык. Язык, связанный с историей народа, который я большую часть жизни считала своим. Я хотела выучить иврит с подросткового возраста, и я действительно очень рада, что теперь у меня есть не только повод его учить, а и помощь преподавателя! Вот только мне очень сложно заставить себя делать домашние задания. Иногда необходимость их делать «висит» надо мною весь день, мешая делать все остальные дела, но я так и не решаюсь открыть учебник. Потому что когда я учу иврит, я тупею. До обучения ивриту я не знала что такое «когнитивная усталость» и «информационная перегрузка». Я могу несколько часов вести мероприятие и весь день писать книгу. А тут мне становится очень-очень сложно сосредоточиться, чтобы прочесть простейший текст. Из головы внезапно «выпадают» элементарные слова, которые я уже давно распознаю на слух на улицах. И любые попытки «быть внимательнее», «думать хорошенько, что говоришь» и «проверять, что пишешь» усиливают напряжение и все портят. Я могу учиться только в расслабленном состоянии. Что, конечно, приводит к тому, что я учусь медленнее.